УдГУ
Дарья Сухова
Ольга Чиркова
Анастасия Порохова
130 лет 23.06.2019
А.А. Ахматова
(1889-1966)
Мария Соколова
Валерия Люговская
...Средь торжественной и хрустальной Тишины
...И прочнее ижевской стали
(Это значит, прочнее всего)
***
Я буду петь
Я буду мелко мерить
шажками место где сейчас живу
Я буду зла и мне тогда поверят
что я не их что я себя зову
ты отзовись и делай что угодно
вещей угодных нам с тобой не счесть
смотреть в себя мы можем принародно
и суп с крупой и вермишелью есть
сама услышу и сама отвечу
что голос этот я давно ждала
что мне как будто стало чуть полегче
что я себя до завтра сберегла
Анна Ахматова: Книга Судьбы : Феномен "ахматовского текста": проблема целостности и логика внутриструктурных взаимодействийСерова, Марина Васильевна
Реферируемая диссертация представлена в виде опубликованной монографии «Анна Ахматова: Книга Судьбы (феномен "ахматовского текста": проблема целостности и логика внутри-структурных взаимодействий)» (Ижевск: Институт компьютерных исследований; Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2005. 442.: 4 ил.) и является результатом работы, ведущейся автором на кафедре русской литературы XX века и фольклора Удмуртского государственного университета в рамках научной темы «Проблема художественности в русской литературе XX в.».
Актуальность исследования. ВВ.Корона справедливо отметил, что «число работ, посвященных различным сторонам жизни и творчества Ахматовой уже необозримо <...> не говоря уже о разнообразии интерпретаций отдельных стихотворений»1. Между тем нынешняя ситуация по-прежнему соответствует оценке Е Фарино, который констатировал в 1992 году по поводу «Поэмы без героя»: «...полученные результаты с трудом сводятся в одну, пусть даже самую общую, интерпретирующую или объясняющую систему»2.
Данная оценка касается не только «Поэмы без героя», но распространяется на все творчество Ахматовой, которое до сих пор не осмыслено как система.
Это можно объяснить целым рядом объективных обстоятельств, главным из которых является отсутствие авторитетного академического издания собрания сочинений Ахматовой, естественно сдерживающее исследовательские порывы многих ученых. Однако возможность такого издания предопределяется наращиванием аналитического опыта, который позволит разрешить многие фактические и текстологические проблемы, остающиеся на сегодняшний день неразрешимыми.
В систему установок современного ахматоведения прочно встроена концепция о «ранней» и «поздней» Ахматовой, исключаю-
1 Корона В.В. Поэтика яіуггтарияпі^ Ркатрринйург 1999. С. 8.
2 Фарино Е. «Поэма без героя»1А>»агйэд^и<^^^'Ци^Ахматовские
чтения. Одесса, 1991. С. 35. I ВИСЛяогекл '
щая возможность существования «ахматовского текста», то есть органической целостности художественной системы, в которую входит все созданное Ахматовой (лирика, проза, письма, незавершенные фрагменты, черновики, устные беседы), а' также биография художника как неотъемлемое составляющее определенного сверхсюжета, скрепляющее многофигурную и многоярусную конструкцию этого текста психологической цельностью авторского «я».
Общая жизнетворческая стратегия русской культуры конца XIX — начала XX века, в русле которой сформировался феномен Ахматовой, активно разрабатывала форму «универсального текста». Логика организации этого текста определялась необходимостью воплощения искусства в жизнь и неизбежностью перетекания жизни в искусство.
Творение подобных текстов, естественно, предполагало особое качество как эпохального, так и индивидуального сознания. Серебряный век обладал исключительно мощным мифотворческим потенциалом. Миф века складывался из множества частных автобиографических мифов1.
Блоковский и — шире — символистский текст-миф, реальность которого в нашем восприятии вполне соотносима с программными установками этого эстетического движения, в настоящее время достаточно освоен и не вызывает сомнения.
Наличие так называемого «ахматовского текста», вполне соотносимого с универсальной акмеистической парадигмой, — реальность на сегодняшний день не столь очевидная. Возможно, этой «неочевидностью» объясняется вполне научное признание существования «ахматовской тайны», заведомо предопределяющее ситуацию интеллектуального тупика. Проблемное поле исследования представляет поиск выхода из данного тупика.
Предмет диссертационной работы двуедин: это 1) художественная система А.Ахматовой; 2) историко-культурный процесс конца XIX — начала XX века как органическая почва произрастания и формирования данной системы. Объектом исследования
1 Определение понятия.„«автобирграфический миф» дала Д.М.Магоме-дова. См.: Лйтературоведческие^ермины (материалы к словарю) Коломна, 1999. С. 1І.' - ч -.'-'
4 ,» т <
выступают лирические и драматические произведения Ахматовой, проза, переводы, записи устных бесед, незавершенные фрагменты, черновики, воспоминания. Вместе с тем сама логика исследования заставила выйти за рамки индивидуальной художественной системы и обратиться к творчеству современников Ахматовой: Н.Гумилева, О.Мандельштама, И.Анненского, В.Хлебникова и др., а также учесть философские тексты, создаваемые как внутри эпохи, так и за ее пределами.
Основная цель исследования — анализ «ахматовского текста» на материале наследия художника в максимально полном на сегодняшний день объеме. Данная цель повлекла за собой ряд конкретных проблем и задач: 1) разработка методики исследования психологии творчества и творческой личности, ориентированной на жизнетворческие стратегии поведения; 2) исследование механизмов как явной, так и скрытой циклизации, работа которых нацелена на формирование единой книги, обеспечивающей условие воплощения эстетической личности; 3) определение понятия «ахматовский текст» и проверка его продуктивности при анализе отдельного произведения, художественного мира и литературного процесса соответствующего периода; 4) определение специфики ахматовского поэтического слова; 5) уточнение целей и задач духовно-эстетических исканий акмеизма; 6) осмысление феномена акмеизма в контексте интеллектуальных запросов сознания XX века; 7) раскрытие сути данного феномена в самой репрезентативной и наиболее завершенной форме его воплощения — в «ахматовском тексте».
Теория и методология исследования определяются комплексным подходом, востребованным для достижения обозначенных целей и поставленных задач. Возможность рассмотрения творчества А.Ахматовой как единого текста обеспечена принципами системного подхода к художественному произведению, разработанного в трудах Л.Я.Гинзбург, Ю.М.Лотмана, Б.О.Кормана, М.Л.Гаспарова, Б.А.Успенского и др.
«Системность» в данном случае проявляется прежде всего в логике внутриструктурных взаимодействий, механизм которых работает как механизм циклообразования, исследованный в трудах И.В.Фоменко, М.Н.Дарвина, В.А.Сапогова и др. Функционирова-
ниє этого механизма проявляет себя в системе синтагматических и парадигматических связей, обеспеченных ассоциативной природой лирического слова. Понимание данной природы базируется на опыте изучения лирики XX века таких ученых, как Л Я.Гинзбург, В.В.Мусатов, Р.В.Дуганов и др.
Синтагматика и парадигматика внутриструктурных взаимодействий, представленные в системе мотивов, осмыслены на основе образцового описания данного аспекта А.Ханзен-Леве.
В качестве примера описания актуальных и потенциальных сюжетов в художественном произведении использованы интерпретации сюжетов русской литературы С.В.Бочарова.
Феноменологический аспект проблемы, наименее доступный отечественной науке о литературе, побудил обратиться к теории поэзии Х.Блума, американского ученого, основателя новой феноменологической школы, а также к «новой литературной теологии» Ж.Батая и к тому направлению в философской мысли, которое получило название «батаеведение». Это направление представляют такие персоны, как А.Бретон, Ж.-П.Сартр, Г.Марсель, М.Бланшо, Р.Барт, М.Фуко и др.
Онтологический дискурс описания «ахматовского текста» осуществлен с учетом философско-филологических интуиции Г.Башляра.
Необходимость проникновения в психологию искусства, психологию творческой личности и творческого акта побудила обратиться не только к классическим работам по психологии искусства, но и к собственно психологическим и психоаналитическим исследованиям З.Фрейда, К.-Г.Юнга, Г.Гроффа, С.Фанти.
Реконструкция архетипических моделей, заложенных в структуру «ахматовского текста», потребовала отсылок к авторитетным штудиям в области мифопоэтического — к работам О.М.Фрейден-берг, В.Н.Топорова, М.Евзлина.
Историко-культурный контекст творчества А.Ахматовой обеспечен результатами серьезного изучения Серебряного века как «универсальной культурной парадигмы», представленными в трудах Н.А.Богомолова, О.А.Лекманова, Аврил Пайман и др.
Из необозримого количества собственно ахматоведческих работ можно выделить в качестве ориентиров изыскания В.В Мусатова, В.В.Короны, Р.Д.Тименчика, Е.Фарино.
Основной метод, использованный в данном случае применительно к анализу семиотической системы, в качестве которой выступает «ахматовский текст», названный в работе «Книгой Судьбы», — метод интерпретации, восходящий к древнейшей традиции толкования текста. Этот метод представляет собой краеугольный камень современной герменевтики, начала которой применительно к отечественному литературоведению следует искать в пушкинистике Анны Ахматовой, составляющей весьма важный, неотъемлемый компонент «ахматовского текста».
Новизна предлагаемого исследования определяется прежде всего реализованным в нем подходом к «традиционному» материалу. Творчество Анны Ахматовой рассматривается как «ахматовский текст», или «книга жизни». Авторская метафора продуктивно продуцирует «научный метафоризм», обусловленный терминологической недостаточностью многих явлений, связанных с психологией искусства и изучением этой психологии. В монографии «ахматовский текст» прочитывается как «Книга Судьбы», то есть содержание развернуто не как совокупность образов, мотивов, сюжетов, а как сложная система причинно-следственных связей, объясняющая их возникновение, перетекание друг в друга и, наконец, фокусирование в той точке, из которой исходят импульсы, обеспечивающие движение магистрального сюжета, помысленного в его «онтологическом статусе» и воспринятого поэтом как «схема судьбы» (Д.М.Магомедова); той точке, которая продуцирует микроэлементы образной системы, складывающиеся в макрообраз, — персонификацию данного образа обычно называют Судьбой.
Онтологическое содержание понятия «книга», актуализированное в данном исследовании для решения поставленных в нем задач, вполне соотносится с литературоведческим, жанровым определением книги, предложенным И.В.Фоменко1. Для выявления логики структурной организации «ахматовского текста» привлекается тезис о процессе так называемой «скрытой циклизации» в лирике Ахматовой, сформулированный И.А.Бернштейн2.
1 Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика.
Тверь, 1992. С. 20—24.
2 Бернштейн И.А. Скрытые циклы в лирике Анны Ахматовой //Изв.
АН СССР. Сер лит. и яз. 1989. Т 48. № 5 С. 418—423.
В реализации семантического потенциала метафоры «Книга Судьбы» активную роль играют ассоциации, связанные с образами священных книг — архетипическими моделями «книг мертвых» разных народов.
Функциональность таких моделей особенно проявляет себя в отношении специфики ахматовского слова, онтология коего утверждает «апологию поэта» как жреца, целителя и пророка1.
В отношении подобных моделей понятие «цикл», соотносимое с литературоведческим понятием «книга», актуализирует свое первичное, символическое значение, связанное с указанием на цикличность всех психо-био-физических явлений, к которым, безусловно, относится творческая деятельность человека2.
Учет внутренней (авторской) точки зрения определил своеобразие композиции исследования, в основу которого положен принцип «обратной перспективы»: содержание «ахматовского текста» развернуто не от начала к концу, а от конца к началу, от «Поэмы без героя», Поэмы Итогов — к поэме «У самого моря», которую можно назвать Поэмой Начал.
Логика «обратной» композиции имеет как философско-онто-логическое, так и собственно эстетическое обоснование: все зависит от того, на какую модель книги ее проецировать — на архети-пическую или жанровую. Но определяющее значение в данном случае имеет психологический компонент.
Во-первых, смысл любого текста может быть реконструирован более или менее адекватно при условии, что этот текст хотя бы отчасти формально завершен. Ахматова получила возможность прочитать свою биографию как текст и осмыслить как книгу только на завершительном этапе жизни. В данном контексте принцип обратной перспективы следует понимать как психологически обоснованный принцип ретроспективы.
Во-вторых, «обратная перспектива» оказывается здесь функциональной и в том традиционном значении, которое раскрыл в ней о. П.Флоренский применительно к древнерусской живописи и
1 Макуренкова С.А. Онтология слова: апология поэта. Обретение
Атлантиды. М., 2004.
2 Кэрлотт Х.-Э. Словарь символов. М., 1994. С. 564.
которое Б А Успенский распространил на сферу семиотики искусства в целом, разработав основы «поэтики композиции»1. В этих основах излагается принцип «структурной общности» разных точек зрения. Учет этого принципа позволил прочитать «ахма-товский текст» в соотнесенности двух точек зрения: героини, которая читает знаки своей судьбы, не ведая их истинного смысла, и автора, для которого этот смысл уже развернулся в контексте почти завершенного текста судьбы.
Таким образом, новизна предлагаемой работы обусловлена: а) новым объектом исследования, в качестве которого выступает художественная система Ахматовой как «ахматовский текст»; б) нетрадиционной точкой зрения, реализованной в отношении данной системы.
Теоретическая и практическая значимость работы. Несмотря на то, что в поле исследовательского зрения попадает прежде всего логическая система внутриструктурных взаимодействий, феномен ахматовского текста органично вписывается в универсальный текст русской культуры Серебряного века. Освоение парадигмы данной культуры осуществляется с особым вниманием к феноменологическим и психологическим дискурсам, в которых этот тип культуры себя осуществляет. Детальный анализ конкретных произведений дополняется достаточно обширным культурологическим комментарием. Поэтическая философия А.Ахматовой впервые соотносится с общим процессом развития европейской гуманитарной мысли.
Поэтологический подход с актуализацией феноменологического и психологического аспектов художественного творчества может быть использован при изучении других художников разных веков, обладающих творческим психотипом, в котором присутствует так называемый «мистический компонент».
Предложенная концепция визионерского искусства в ахматов-ском варианте может служить ориентиром в разрешении целого ряда «темных мест» как в истории акмеизма, так и в истории жиз-нетворчества русской культуры XX века. Следовательно, материал
1 Успенский Б Л. Семиотика искусства: Поэтика композиции; Семиотика иконы; Статьи об искусстве. М., 1995. С. 186
данного исследования применим при построении и чтении общих курсов по истории русской культуры конца XIX — начала XX века, а также специальных курсов — по теории лирики XX века, отчасти по теории драмы, по истории литературных школ, но прежде всего — по творчеству Анны Ахматовой.
Апробация работы. Содержание диссертации отражено в монографии, а также в ряде статей и других работ, опубликованных в различных изданиях. Диссертация обсуждалась на кафедре русской литературы XX века и фольклора УдГУ, на кафедре теории литературы Тверского госуниверситета. Ее концепция легла в основу историко-литературного курса и спецкурса, читаемых автором в Удмуртском госуниверситете.
В ходе подготовки и написания монографии автор неоднократно выступал с докладами на международных и общероссийских научных конференциях в Москве, Петербурге, Екатеринбурге, Твери, Одессе, Костроме, Пушкинских Горах, Ижевске.
Структура и объем работы. Монография состоит из предисловия, пяти глав, примечаний и именного указателя. Объем книги 442 стр. 4 ил.
Строка, пронзённая всеми ветрами эпохи, вынесшая погибельный вой военного времени, вобравшая в себя рыдания матери и плач по мужу, ставшая для России сквозной для многих поколений, и сейчас отдается в каждом, кто почтил своим присутствием гений Анны Ахматовой.
Мы приносим венок посвящения Женщине, Матери, Поэту, принявшей на себя страдания народа и вынесшей всё на своих плечах.
****
Представляем Вам, дорогие читатели, Книгу Марины Васильевны Серовой.
***
Тихий шелест листвы.
Тусклый свет абажура.
Желтый образ луны
В обрамленьи ок на.
Я сжигала в камине
Змеиную шкуру
И мешала угли
Поздней ночью одна.
Я сжигала слова
Неотправленных писем,
Отголоски до дрожи
Знакомых имен.
И бесценных минут
Перламутровый бисер
Рассыпался
С разорванной нити времен.
Мне хотелось уйти
От судьбы и неволи.
Обрасти новой кожей
И новым лицом.
Тихий шелест листвы.
Привкус крови и боли.
Тусклый свет абажура
Зеленым кольцом.
2005
Елена Ананьева
Елена Лабынцева
Зинаида Сарсадских
Из Поэмы «За стеклом»
Вдох-выдох
Я вдыхаю тебя каждой пядью своей земли,
еле слышится вкус ароматного талого снега,
от весеннего хруста и россыпи синей неба
затяжной разбивается долгоиграющий сплин -
рассекает мне пряди едва серебристой канвой
и твои слегка нервные чуть желтоватые пальцы.
Ты насмешлив и весел, а твой неустанный конвой
не дает напоследок одним поцелуем сорваться…
Нам срываться нельзя – табу или кодекс один,
он главенствует в мире, укрытом от общего взора,
где желтеют листы- календарь в пэдээф или корел,
и сезоны летят – как смена купейных картин.
Ты штрихуешь углем своей памяти мой силуэт -
серебристые тени, сережки, сирень палантина,
до последней секунды глазами впиваясь, вослед
выдыхая чуть хрипло, мое произносишь имя…
Мы обращаемся к поэту за пониманием чувств и времени.
Мы обращаемся к поэту за тем, чтобы сверить свой ритм с ритмом века, высокую точность которого поэт дает через Слово
Узы
Упали узы музыки. Вплела
Их в косу белыми материями - ленты
Простые, грубые из вяленого льна.
И я теперь не я: нанижут петлей
На нить большую, в бусы соберут,
Где многие уже светящиеся вещи,
Как жемчуг.
Да, я жемчуг твой, Господь.
Тверда, скупа, как камень, жадный жемчуг.
Скупа. Иди огнём, я жду, я жду.
Готова я.
Сквозь горло - быстро, нежно -
Идёт большая нить большим копьём.
Сама просила. И прошу.
В надежде
Стать голосом твоим, твоим огнём,
Ты, кто собрал нас в ожерелье….
СБЕРЕГИ, СОХРАНИ…
Я тебя никогда ни за что не предам!
И любовь не отдам ни врагам, ни годам!
Даже если мне на ухо шепчут: «Распни!»,
Я у Бога прошу: «Сбереги! Сохрани!!!».
Сквозь вселенную катится жизни река:
Широка, глубока и длиной на века.
Пусть отсчитаны счастью короткие дни,
Не отдам, не предам...
Сбереги, сохрани!